Неточные совпадения
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин,
шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не
в силах итти дальше, сошел с дороги
в лес и сел
в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Ему казалось, что он весь запылился, выпачкан липкой паутиной; встряхиваясь, он ощупывал костюм, ловя на нем какие-то невидимые соринки, потом, вспомнив, что, по народному поверью, так «обирают» себя люди перед смертью, глубоко сунул руки
в карманы брюк, — от этого стало неловко идти, точно он связал себя. И, со стороны глядя, смешон, должно быть, человек, который
шагает одиноко по безлюдной окраине, —
шагает, сунув руки
в карманы, наблюдая судороги своей
тени, маленький, плоский, серый, —
в очках.
«Ярмарка там», — напомнил себе Самгин, устало
шагая, глядя на свою
тень, — она скользила, дергалась по разбитой мягкой дороге, как бы стремясь зарыться
в пыль, и легко превращалась
в серую фигурку человека, подавленного изумлением и жалкого.
Вдруг он
шагнул в ее мрачную
тень: эта маленькая, бедная комната и
в ней угасающая, подкошенная жизнь.
Она прокралась к окраине двора, закрытой
тенью, и вошла
в темную аллею. Она не
шагала, а неслась; едва мелькал темный ее силуэт, где нужно было перебежать светлое пространство, так что луна будто не успевала осветить ее.
Тихими ночами мне больше нравилось ходить по городу, из улицы
в улицу, забираясь
в самые глухие углы. Бывало, идешь — точно на крыльях несешься; один, как луна
в небе; перед тобою ползет твоя
тень, гасит искры света на снегу, смешно тычется
в тумбы,
в заборы. Посредине улицы
шагает ночной сторож, с трещоткой
в руках,
в тяжелом тулупе, рядом с ним — трясется собака.
Юноша представлял себе, как по пыльной, мягкой дороге, устланной чёрными
тенями берёз, бесшумно
шагает одинокий человек, а на него, задумавшись, смотрят звёзды, лес и глубокая, пустая даль —
в ней где-то далеко скрыт заманчивый сон.
Широко
шагая, пошёл к землянке, прислонившейся под горой. Перед землянкой горел костёр, освещая чёрную дыру входа
в неё, за высокой фигурой рыбака влачились по песку две
тени, одна — сзади, чёрная и короткая, от огня, другая — сбоку, длинная и посветлее, от луны. У костра вытянулся тонкий, хрупкий подросток, с круглыми глазами на задумчивом монашеском лице.
Потом, раскинув руки, свалился на бок, замер, открыв окровавленный, хрипящий рот; на столе у постели мигала свеча, по обезображенному телу ползали
тени, казалось, что Алексей всё более чернеет, пухнет.
В ногах у него молча и подавленно стояли братья, отец
шагал по комнате и спрашивал кого-то...
В полночь Успеньева дня я
шагаю Арским полем, следя, сквозь тьму, за фигурой Лаврова, он идет сажен на пятьдесят впереди. Поле — пустынно, а все-таки я иду «с предосторожностями», — так советовал Лавров, — насвистываю, напеваю, изображая «мастерового под хмельком». Надо мною лениво плывут черные клочья облаков, между ними золотым мячом катится луна,
тени кроют землю, лужи блестят серебром и сталью. За спиною сердито гудит город.
День был холодный, пестрый, по синему, вымороженному зимою небу быстро плыли облака, пятна света и
теней купались
в ручьях и лужах, то ослепляя глаза ярким блеском, то лаская взгляд бархатной мягкостью. Нарядно одетые девицы павами плыли вниз по улице, к Волге,
шагали через лужи, поднимая подолы юбок и показывая чугунные башмаки. Бежали мальчишки с длинными удилищами на плечах, шли солидные мужики, искоса оглядывая группу у нашей лавки, молча приподнимая картузы и войлочные шляпы.
Кузнецов поставил лампу на столик и вышел на террасу. Две длинные, узкие
тени шагнули через ступени к цветочным клумбам, закачались и уперлись головами
в стволы лип.
И с этого вечера вплоть до самого июля по саду,
в котором гуляли дачники, можно было видеть две
тени.
Тени ходили с утра до вечера и наводили на дачников уныние. За
тенью Лизы неотступно
шагала тень Грохольского. Я называю их
тенями, потому что они оба потеряли свой прежний образ.
Мысль не отвечала. Она была недвижна, пуста и молчала. Два безмолвия окружали Меня, два мрака покрывали мою голову. Две стены хоронили Меня, и за одною,
в бледном движении
теней, проходила ихняя, человеческая, жизнь, а за другою —
в безмолвии и мраке простирался мир Моего истинного и вечного бытия. Откуда услышу зовущий голос? Куда
шагну?
Да, все это очень красиво и… как это говорится? — дышит любовью. Конечно, хорошо бы рядом с Марией идти по голубому песку этой дорожки и ступать на свои
тени. Но мне тревожно, и моя тревога шире, чем любовь. Стараясь
шагать легко, я брожу по всей комнате, тихо припадаю к стенам, замираю
в углах и все слушаю что-то. Что-то далекое, что за тысячи километров отсюда. Или оно только
в моей памяти, то, что я хочу услыхать? И тысячи километров — это тысячи лет моей жизни?